Нора стояла перед зеркалом и примеряла маскарадный костюм. В комнату с охапкой мерзлого, коробом торчавшего белья вошла мама. Прикрыв дверь ногою, она сказала:
- Не налюбуешься, стрекоза! Лучше бы на шубу отложить, чем на пустяки выбрасывать деньги.
Мама ворчала так, для порядка. Нора чувствовала это и, улыбнувшись ей в зеркало, повернулась на каблучках.
- Да ведь это же новогодний бал, мамочка!
- Знаю, знаю! - вздохнула мать. - Твой любимый праздник.
Задолго до наступления этого праздника Нора копила деньги на костюм, обдумывала новый наряд, комбинировала из старых платьев и кусков. Возбужденная ожиданием большой радости, какую приносил ей маскарад, она весь день не находила покоя. В ее воображении рисовались подробности бала: сверкающая елка, маски, костюмы и, конечно, кавалеры, приглашающие на танец...
Нора перед зеркалам принимала разные позы, рассматривая себя в маскарадном костюме. Тонкие проволочные каркасы, обтянутые марлей, выполняли роль стрекозьих крылышек. Стянула шнуровкой талию, примерила шапочку. Очень хорошо! Жаль только, зеркало маловато: хоть до стены отойди - в полный рост не видно... И все - таки недурно, совсем недурно... Теперь еще маску, ту, всегдашнюю, что закрывает и щеки...
Нора поднесла маску к лицу, и восторженное настроение сразу схлынуло. Она тяжело вздохнула: что поделаешь! Только на балу, единственный раз в год, она могла маской прикрыть след ожога, постоянно угнетавший ее. Ах, этот ожог!... Четыре года назад, работая после десятилетки лаборанткой на заводе, она получила тяжелые ожоги при тушении внезапно возникшего пожара. В газете тогда появилась статья под громким заголовком «Самоотверженный поступок», в которой рассказывалось о том, как Нора спасла лабораторию от взрыва. Эту статью Нора бережно хранила, но не одна газетная вырезка напоминала ей об аварии и подвиге. На правой щеке навсегда остался след - большое, розовато - бурое пятно.
После статьи в газете Нора стала получать пачки писем. Писали комсомольцы и пионеры, школьники, студенты и рабочие. Восхищались ее подвигом, выражали ей сочувствие. Но постепенно писем приходило все меньше и меньше, а затем почтальон приносил только один треугольничек - от комсорга Коршунова из технического вуза. Сначала он писал от имени группы студентов, потом от себя лично. Судя по письмам, человек он был интересный. Нора с удовольствием отвечала ему. Но этот незнакомый комсорг упорно пытался завязать знакомство: просил о встрече, приглашал на каток, в кино... К чему эта встреча? Если бы не этот ожог, изуродовавший лицо! Пусть лучше он не испытает разочарования. И она перестала отвечать. Переписка оборвалась.
Ожог оставил следы не только на лице. Нора сторонилась теперь компании, реже бывала на вечерах, а из праздников самым радостным для нее стал новогодний бал - маскарад. К нему она готовилась всегда со смешанным чувством радости и тревоги, ожидания чего - то необычного и каждый раз старалась достать пригласительный билет туда, где ее не знала ни одна душа...
Уложив костюм в большую картонную коробку и перевязав ее шпагатом, Нора пешком отправилась на вечер в институт, где прежде не бывала. Морозный ветер обжигал лицо, деревенела рука с коробкой. «Конечно, мама права: лучше было откладывать деньги на новое зимнее пальто, чем тратить на маскарадный костюм, который и надеть - то приходится всего один раз... А может быть, вернуться домой?..» Нора даже остановилась. Но что значит пальто, когда там, на балу, столько жизни и красок?! Воображение ее вновь захватили картины бала, и она зашагала быстрее.
В вестибюле института всех приглашенных встречали два студента с красными нарукавными повязками. «Добро пожаловать!» - говорили они и указывали на раздевалку. Но от быстрого взора Норы не ускользнул и третий студент, высокий, с маленькими усиками и расчесанными на пробор кудрями. Он стоял, опершись о колонну, раскрашенную под мрамор, и внимательно рассматривал входящих. «Вот еще донжуан», - сразу определила Нора, подняла воротник шубки и быстро прошла в раздевалку, а оттуда в аудиторию, которая была превращена в дамскую костюмерную.
Большая ель, пахнущая смолою и горечью хвои, стояла посреди зала. Цветные лампочки на ветвях зажигались и гасли по спирали снизу вверх, и казалось, будто елка вращается. Под клочками ваты тоже вспыхивали и гасли крошечные лампочки, создавая впечатление падающих сверкающих снежных хлопьев.
Виктор, любитель электро - и радиотехники, вечный изобретатель, не интересовался ни костюмами, ни масками, заполнявшими зал. Он стоял в сторонке и с гордостью рассматривал свое сооружение - елку.
- Почему не в маске? - дернул его за рукав Борис, член праздничной комиссии. - Забыл условие: только после двенадцати разрешается снять маску? Надень, а то удалю из зала, не посмотрю, что ты мой друг!
Виктор надел маску и со вздохом сказал:
- Столько сегодня гостей, столько девчат, и все в масках! Жаль!... Я. знаешь, люблю смотреть на красивые лица. Они, как цветы.
- Ишь ты! - Борис усмехнулся, проводил долгим взглядом девушек, одетых шахматными фигурами. - А что значит красота лица? Это призрак, мишурный блеск, обман зрения!...
Только богатство души и ума составляет настоящую красоту.
Борис говорил громко, стараясь, чтобы его слышали окружающие. Девушка, одетая Снегурочкой, в ватном костюме, осыпанном слюдяными блестками, наградила Бориса улыбкой. Друзья взглянули на нее и рассмеялись: бедная Снегурочка! Улыбаясь, она таяла на глазах: струйки пота, как слезы, сбегали из - под маски. В зале было жарко для ее наряда.
- Да, содержание главнее формы, - продолжал свои рассуждения Борис.
- Что, что? - оборвал его Виктор. - Ты, кажется, повторяешься. Цитируешь собственное выступление на диспуте. Помнишь: «В чем настоящая красота человека»? Небось, наизусть вызубрил?
- Это - мое убеждение! Ну, ладно, Витька. Извиняюсь, будущий великий инженер - электрик Виктор Магнитович!... Ты, что же, так и намерен просидеть в углу весь вечер?
Заиграл духовой оркестр. Борис пригласил Снегурочку, а коренастый, широкоплечий Виктор, неуклюже путаясь между танцующими, перешел в другой угол и сел рядом с зеленой маской. Робкий и застенчивый, он не решался ни заговорить со своей соседкой, ни пригласить ее танцевать. «Дурацкий характер! - думал он. - Правильно сказал Борька: необщительный. Вот он весельчак, завзятый танцор, артист, хоккеист и мастер на все руки. С девушками смел, но ни одной всерьез не увлекается. «Если бы я встретил хоть одну, которой я бы не понравился, - сказал как - то Борис Виктору, - вот такой девушкой я, пожалуй, увлекся бы». Конечно, Борис рисовался, но Виктор невольно подумал: «А я?.. Если бы я встретил хоть одну, которой понравился... Так нет, почему - то девушки чаще обращают внимание на форму, вроде Бориса, и не замечают таких, как я».
Размышления прервал Борис. Он подбежал запыхавшийся. В его волосах пестрели кружочки конфетти.
- Эх, Витька, какая незнакомка появилась! Стрекозой одета... Фигурка! Талия! Танцует - залюбуешься! Надо бы с ней на премию в паре пойти. Но что меня удивило: она первые премии взяла в двух викторинах! В литературной и технической. Ты понимаешь, девчонка - и премию в технической викторине! Наши ребята за ней толпой ходят. Подшучивают, задевают, а она за словом в карман не лезет, отбривает так, что любо - дорого! Гришин - ты же его знаешь! - говорит: «Ах, ножки, ножки! Согласен с Пушкиным: без хорошеньких ножек женщина не женщина». А она: «А по - моему, без умной головы мужчина не мужчина!» Смотри, смотри! Сейчас она из - за елки выйдет!...
Незнакомка шла, будто плыла, чуть покачивая марлевыми крылышками. И верно, вокруг Стрекозы шмелями увивались ребята. Она оборачивалась то к одному, то к другому, сверкая улыбкой четко очерченных губ. В зале уже спрашивали: «Кто эта, одетая стрекозой? Откуда она?»
Борис вскочил:
- Сегодня Стрекоза - королева вечера. Витька, за мной! Давай отошьем всех парней! Принципиально!
Виктор медлил.
- Идем, идем, говорят тебе! Раз я за это взялся...
Уже через десять минут он завязал с ней разговор, и остальные ребята стали отставать. Борис шутил по адресу Виктора, представляя его рассеянным чудаком - изобретателем. Виктор неуклюже плелся рядом и молчал, не понимая, для чего он понадобился своему приятелю. Зато незнакомка быстро разгадала:
- Вы используете вашего молчаливого друга как оселок своего остроумия? Нехорошо!
- Витя! - выкрикнул Борис, бравируя. - Нас не понимают в этой галактике! Айда в другую! - Но продолжал идти рядом со Стрекозой, приставая с одним и тем же вопросом: - Скажите, кто вы, прекрасная незнакомка?
- Ну зачем вы меня называете прекрасной? - В голосе ее прозвучала нотка грусти. - Грубая лесть, не больше!
- Я вижу вашу улыбку, вашу грацию, слышу ваш голос... Дорогая Стрекозочка, я взят вами в плен и теперь все время буду думать только о вас! Потребуйте от меня что угодно, я все сделаю!
Стрекоза лукаво улыбнулась:
- Только одну кисть винограда. Больше ничего!
- Да вы смеетесь!... Вы же знаете, что не только у нас в буфете, но вряд ли во всем городе...
- Знаю. Видите, как нелегко выполнять мои желания. Нелегко, потому что не люблю хвастунов и болтунов. Но сегодня весь вечер действительно буду с тем, кто достанет кисть винограда.
Узнав в своем кавалере того донжуана с черными усиками, что стоял в вестибюле у колонны, Стрекоза беспощадно наносила уколы его самолюбию. Она капризничала и торжествовала, наслаждаясь своей властью. Ничего, раз в год это можно позволить себе, а потом снова книги, конспекты и учебники, снова напряженная работа... В этот единственный вечер можно позволить себе посмеяться над самоуверенными красавчиками, которых привлекают легкомысленные попрыгуньи. Пусть мечтают, пусть создают в своем воображении красавицу.
Танцевала незнакомка легко, точно порхала. Борис был в восхищении от ее ума, улыбки, сияющих глаз.
- Я почти влюблен в вас, - шептал он во время танца. - Мне бы только взглянуть на ваше лицо без маски...
- Отвернетесь!
- Не шутите! Вспомните Лермонтова: Из - под таинственной холодной полумаски звучал мне голос твой, отрадный, как мечта.
Закончил Борис с неожиданным для самого себя волнением:
И что - то шепчет мне, что после этой встречи Мы вновь увидимся, как старые друзья!
Стрекоза вздохнула:
- Хорошо писал Лермонтов! Вы тоже поэт?
- Опять шутка! Скажите, когда мы можем встретиться?
- Никогда.
Ответ задел самолюбие Бориса. Он не отставал от Стрекозы ни на минуту. В буфете они пили крюшон, выпили по бокалу шампанского. Борис без умолку говорил:
- Это сама судьба! Я счастлив, что встретил вас. Умоляю, если не здесь, то в коридоре или в вестибюле снимите маску на одну секунду!...
Лицо Стрекозы вдруг изменилось, точна набежала тучка, стало серьезным и задумчивым. Голос Бориса звучал теперь глуше, и Норе показалось, что в нем появились нотки искренности.
- А если я совсем не то? Некрасива или урод...
- Клянусь, мне все равно! - Борис жарко пожимал ее руку.
- А если я все - таки не то, что вы ожидаете? Не слишком ли поспешны ваши клятвы?
- Если нет? Тогда я вам скажу, что не в красоте дело. Красота - пустой звук, одна условность! Я предпочитаю чуткую душу и глубокий ум смазливой рожице.
- Всегда предпочитают то, чего недостает самим.
- Не смейтесь... Я говорю серьезно.
- А куда исчез ваш друг? - неожиданно заинтересовалась Стрекоза, переводя разговор с больной темы в обычное русло.
- Виктор?.. Он ведает светотехникой. Вид - ' но, ушел на сцену проверить световую надпись «С Новым годом!». Чудак!
И Борис снова стал упрашивать ее снять маску. Упорство незнакомки разжигало его любопытство. Ему хотелось любыми средствами добиться своего. Но чем больше он просил, тем грустнее становилась Стрекоза.
- Не портите мне вечер, - говорила она, - я вас очень прошу.
Борис не отступал.
- Есть у вас хоть капля уважения ко мне? - горько говорил он. - Прошу во имя этого! Неужели в ваших глазах я уж такой негодяй, которому... Нет, вы мною безжалостно играете! Вы жестокая!... Хотите, я при всех стану на колени перед вами?
И Стрекоза сдалась.
- Хорошо, - оказала она сурово и холодно. - Я выполню вашу просьбу за четверть часа до начала Нового года.
Прежняя веселость сразу оставила Стрекозу, хотя Борис всячески смешил ее и заставил вылить еще бокал шампанского.
Без четверти двенадцать она сама взяла его за руку.
- Идемте!...
Сбежав по лестнице, они спустились в полуосвещенный коридор и остановились у окна. Стрекоза дрожащей рукой сняла маску и прислонилась к стене.
- Смотрите!... И не клянитесь никогда наперед...
Он подавленно молчал, потом, запинаясь, сказал:
- Я не... не отказываюсь от... своих слов.
- Вы пойдете со мной вот так в зал?
- Что за вопрос! Безусловно... Но... обождите минуточку, я не расплатился в буфете.
И Борис исчез. Она знала, что он больше не появится. От окна, разрисованного морозом, веяло холодом. Через четверть часа из зала донеслось нестройное «ура», потом оркестр заиграл туш. Стрекоза с помятыми крыльями сидела на подоконнике и плакала. Звуки марша и веселые крики, доносившиеся из зала, заглушили всякие другие шумы, и она не слыхала, как открылась входная дверь и на лестнице показалась фигура в пальто, запорошенном снегом.
- С Новым годом! С новым счастьем! - послышался чей - то знакомый голос.
Стрекоза обернулась на голос, перед нею стоял приятель Бориса и протягивал сверток.
- Виноград! Извините, что поздно. Весь город обегал...
Все еще всхлипывая, Стрекоза соскочила с подоконника, выпрямилась перед Виктором и в каком - то исступлении закричала:
- Теперь вы видите меня без маски! Видите? Ну вот, и можете забрать ваш виноград!...
Но Виктор, казалось, не слышал ее. Он пристально всматривался в лицо Стрекозы, и вдруг дрогнули его упрямо сжатые губы.
- Скажите, как вас зовут? Нора, да?
- Не все ли равно... Ну, Нора...
- Нора? Не с вами ли я вел когда - то переписку?
Стрекоза оттолкнулась от стенки, ее рука протянулась было к Виктору, но тотчас же опустилась.
- Забирайте сейчас же ваш виноград! Я его не возьму! - твердо сказала она.
- Почему?
- Потому, Виктор Коршунов, что вы тоже уйдете, как и ваш приятель, потому что вы только играете роль и теперь просто стыдитесь сразу отступить, потому что вы... Нет, я не верю - слышите! - не верю ни одному вашему слову!... И вообще мне ничего не надо...
Она судорожно всхлипнула.
- Как вам не стыдно, Нора! А я считал вас героиней! Не такою представлял, когда прочитал в газете... Да у вас не хватит силы и мужества войти без маски со мною в зал!
- Это правда? - Она улыбнулась сквозь слезы.
- Дайте мне руку!
Его рука была горячей и крепкой. Опираясь на такую руку, можно было идти смело не только в зал, но и по жизни со всеми ее трудностями и невзгодами.
г. Владивосток.
|